Моё Дерево

У меня есть дерево. Я его не сажала, но оно моё. На протяжении 14 лет я езжу мимо него и разговариваю с ним. Когда я подъезжаю к нему, мое сердце наполняется радостным ожиданием встречи, я жду этот поворот дороги, спуск, ещё немного в горку и вот оно — МОЁ ДЕРЕВО. Илья и дети так его теперь и называют «мамино дерево».

Как вы поняли, это дуб. Я его видела во все времена года, в самом красивом и в самом унылом виде. Для меня это символ силы и веры в себя. И тут моё Дерево доказало мне еще раз, насколько оно сильное и несокрушимое.

03 июня. Я снова еду мимо него и что я вижу… Вместо листочков, которые начали появляться в мае в момент нашей последней встречи, высохшее останки. Просто сухостой.

Нет!… Дубы не умирают в рассвете лет!

Я не поверила своим глазам, это был шок. Остановилась. Подошла. Расковыряла засохшие почки. Это были гусеницы, они сожрали его!

В общем, расстроилась, жуть как. Состоялся серьезный разговор с дубом. А когда через две недели поехала снова к детям, смотрю, а он начал выздоравливать. Через три недели снова зазеленел. Я уверена, что я не одна поговорила с ним. Что энергия сотен людей, которые любят его не меньше меня, была направлена Дереву в поддержку. Однажды я видела, как новобрачные делают фотосессии под этим дубом, потому что это Дерево символ жизни и крепости духа для многих людей.

Вот такая личная история. А ниже я привожу рассказ Германа Гессе, который полностью выражает мои чувства по отношению к этому дубу. Рассказ этот я прочитала после 14-ти летнего знакомства с дубом 🙂 в 2023 году

Читайте Германа Гессе, там есть ВСЕ ответы на ваши вопросы.

ОДА ДЕРЕВЬЯМ (Герман Гессе, 1920 г)

Я всегда видел в деревьях самых проникновенных наставителей. Чту их, когда они собраны в племена и семьи – леса и рощи. Но почтенней для меня те, что стоят особо. Одиночками. Не отшельниками, укрывшимися от мира вследствие слабости, а великими одиночками, как Бетховен или Ницше. Мир шумит в их высоких ветвях, их корни погружены в бескрайнее, но от этого они не теряют себя, – напротив, со всем жаром своих жизней они борются за то, чтобы отстроить себя в согласии с собственным законом, отлить себя в свою собственную, вполне выразительную, форму.

Нет ничего священней и ничего образцовей красивого, крепкого дерева.

Когда дерево спилено и обращена солнцу его смертельная нагая рана, на испещрённом светлом диске ствола читается вся его история: в годовых кольцах, этих пульсациях, достоверно запечатлелась вся борьба и всё страдание, вся болезнь и весь успех, трудные и тучные годы, отражённые атаки и выстоянные бури. Всякий крестьянский мальчишка знает: у твердейшей и благороднейшей древесины наиболее узкие кольца, а самые несокрушимые и стойкие – идеальные – деревья растут высоко в горах, среди непрестанной опасности.

Деревья это храмы. Тот, кто знает, как говорить с ними, и умеет слышать их, – сможет постичь истину. Они не проповедуют учений или заповедей, – минуя околичности они наставляют в древнем законе жизни.

Дерево говорит: «во мне спрятана суть, искра, я – жизнь от жизни предвечной. Попытка и риск, предпринятые во мне вечной матерью, так же неповторимы, как неповторим узор вен в моей плоти, легчайший трепет листвы на моих ветвях, мельчайшая складка на моей коре. Я рождено, чтобы своими малейшими особенностями оформить и проявить вечное.»

Дерево говорит: «моя сила в доверии. Я не знаю о моих родителях ничего, ничего не ведаю о тысячах детей, рассеивающихся от меня ежегодно. Я лишь проживаю до конца тайну моего семени и больше меня ничто не заботит. Я верю, что во мне Бог. Верю, что труд мой свят. Этой верой я живо.»

Когда мы ранены и больше не в силах сносить жизнь, тогда у дерева найдётся, что сказать нам: «Успокойся! Остановись! Взгляни на меня! Жизнь не проста и не трудна. То – детские мысли. Предоставь Богу говорить в тебе и в твоих мыслях взрастёт тишина. Ты теперь в страсти оттого, что дорога уводит тебя от матери и дома. Но каждый шаг и каждый день тебя ведут к ним вновь. Дом никогда не здесь и не там. Дом – или внутри, или его нет вообще нигде.»

Жажда скитаний рвёт моё сердце, когда слышу вечерний шелест деревьев на ветру. Тому, кто в тишине впивает его долгое время, раскрывается суть и подоплёка этой жажды. Она не столько о побеге от страданий, хотя так и может казаться. Эта жажда – о доме, о связи с матерью, о новых метаморфозах жизни. Она ведёт домой. Каждая дорога ведёт обратно, каждый шаг – рождение, каждый шаг – смерть, и каждая могила – мать.

Вот о чём шелестит дерево, пока мы стоим, смущёные своими детскими мыслями: что размеренны у деревьев и думы, и вдох, и отдохновение, – ведь их жизнь дольше нашей. Что мысли их глубоки как и тайные пути их корней, что дух их чист, как небеса, к которым протянуты их ветви. Что они мудрей нас ровно настолько, насколько мы не слышим их… Но стоит лишь нам научиться их слышать, как мимолётность, живость и детская непосредственность наших мыслей достигают несравненной радости. Постигший, как слушать деревья, уже не хочет быть деревом. Он хочет быть ничем иным, как самим собой. Вот он – дом. Вот – счастье.

lovkova.eu